Политика

Я люблю тебя!

Глава II. В ЗАБВЕНИИ ЯВИ

Среди ночи Владислава точно что-то толкнуло в грудь. Животная интуиция не подвела его и на сей раз. Вождь ощутил, что кто-то находится в палатке, хотя ещё не раскрыл глаза. Он лишь слегка приподнял веки и увидел у входа согбенную человеческую тень.

Поначалу тьма не позволяла её рассмотреть. Но всполохи от костра снаружи, наконец, позволили различить фигуру стоявшего. Это была… Грета.

Владислав слышал её учащённое дыхание. Сам того не понимая, он приподнял в сторону девушки руку. Та осторожно приблизилась, села на колени и заглянула ему в глаза.

«Это сновидение или явь,– неуверенно думал Владислав, ещё не совсем придя в себя спросонья, – неужели это она?»

Его дыхание тоже начало учащаться. Что-то давным-давно забытое пробудилось в низу живота, зажглось, стало разгораться, и Владислав был не в силах сопротивляться. Ещё чуть-чуть, и их пальцы соединились. В следующий миг губы парня и девушки слились в страстном поцелуе.

– Я люблю тебя, – прошептал сдавленно Владислав. – Ich liebe dich…(нем. — Я люблю тебя)

Странно, но раньше он никогда никому не мог произнести таких слов – ему будто тогда сдавливало горло, когда в далёких прошлых свиданиях он не раз встречался с девушками. Но на сей раз признание в любви прозвучало столь естественно и легко, что Владислав сам удивился лёгкости этого признания.

– Ich liebe dich auch… – отдался в темноте тихим эхом голос Греты (нем. — Я люблю тебя тоже). И сейчас для Владислава это были самые лучшие звуки во Вселенной. Парня переполняло чувство счастья, и он боялся поверить в происходящее.

Удивительно, но оба почти не ощущали холода. Наоборот, от родившегося внутри них трепета им становилось всё жарче. Оба стали медленно раздеваться. Их обнажённые тела словно светились в темноте, когда Владислав и Грета сплелись в любовном порыве. Всё происходило без слов, которые, впрочем, были излишни.

«Прости, Учитель. Кажется, я в твоих глазах погиб… – с некоторым смешением чувств подумал Влад. – Но я ничего не могу с собой поделать…»

Ему впервые захотелось чего-то иного, что преподносила им за долгие месяцы судьба. Конечно, обычного человеческого тепла и сочувствия после бесконечной борьбы за существование, после холода, голода и постоянных лишений. И поделиться этим желанием лишь с одним, но самым дорогим в целом свете человеком.

*****

В эту ночь любимая девушка беспечно спала на его плече. А вот Высокая Скала всё никак не мог уснуть. Он то нежно гладил мягкие локоны Генриетты, то ворошил их, и время от времени столь же нежно целовал её.

В его ноздри проникал дурманящий запах юной женщины, которую он теперь никому не отдаст! Отныне вождь был уверен, что их может разлучить только смерть.

«Вообще-то, какая к чёрту смерть?! – возмутился своим же мыслям Владислав.– Мы отыщем Шамбалу, и начнём совершенно новую жизнь! Построим дом, заведём детей. И жизнь повторится сначала!

А пока Высокая Скала молил судьбу лишь о том, чтобы блаженное состояние, охватившее его этой ночью, продолжалось как можно дольше. Как можно дольше.

*****

Впервые за последнее время Владислав проснулся с отличным настроением. Он никак не желал открывать глаза, дабы продлить едва ощутимую негу. О, это сладкое томление от дрёмы, отделяющее сон от реальности!

Однако что-то не давало ему до конца насладиться происходящим. К полусонному состоянию стало примешиваться непонятное чувство тревоги, опасности что ли… Из подсознания всплыло: где-то вокруг палатки он слышал ночью скрипучий снег под ногами.

Да мало ли кто мог проходить рядом? «Да не-е-т… – чисто по-русски возражала интуиция, – шаги эти слышались не однажды ночью». Они то приближались, то удалялись, будто кто-то воровато топтался.

Он глянул на спящую Грету: она мило посапывала у него на груди, закутавшись в шкуры. Владислав аккуратно вытянул левую руку из-под её головы и поднялся. Вождь решил выйти наружу, чтобы осмотреть лагерь – всё ли нормально вокруг?

Он застегнул свои одежды, приподнял полог и выглянул. В предрассветной тишине было тихо. Его палатка стояла рядом со скалой, остальной лагерь, которой располагался чуть пониже в метрах десяти-двенадцати, скрывала утренняя дымка.