Туризм

Путь за горизонт

Глава ХII. ПУТЬ ЗА ГОРИЗОНТ

Владислав с Генриеттой, Васильич, Равиль, Илларион, Иван и другие общинники стояли на гребне каменистой гряды и понимали одно: они – на вершинах мира…

Перед их зачарованным взглядом предстала панораму необъятных просторов. Уходящие за горизонт горные хребты подавляли циклопической массой, снежно-ледяной суровостью.

Их вершины терялись высоко в густых облаках и казались неприступными. От величия гор захватывало дух, и в то же время тянуло страхом неизвестности. Сейчас кругом царило почти полное белое безмолвие, и гнетущая тишина вселяла ещё больше тревогу.

Владислав прислушался. Ни звука! Рядом ползли и ползли бесчисленные стада белых облаков. «Воистину «ревущая тишина», – вспомнилось выражение японских буддистов. Позади оставалась вся их прошлая жизнь. А впереди – новая?..

Все тяжело дышали, жадно втягивая ноздрями разрежённый воздух. Только что в течение четырёх часов им пришлось взбираться по скользящей россыпи склона. Увы, удалось одолеть чуть более двух километров.

«Сумеем ли мы одолеть эти расстояния? – закрадывался в душу вождя разъедающее сомнение. – Точно ли нас ждёт впереди спасение?» Ответа не находилось, и лёгкое облачко надежды слегка колебалось, едва не тая…

Действительно, что делал бы человек, коли знал наперёд своё будущее: победит он или погибнет? Но Бог не раскрывает человеку свои планы на его судьбу, и тогда у человека остаётся лишь одно право – на борьбу до конца!

Как бы в подтверждение мыслей Владислава стоявший рядом Андрей Васильич задумчиво промолвил:

– Вот так лезешь на гору, и кажется тебе, что нет её выше. А залезешь на самую вершину, вокруг – такие же горы, а то ещё выше! Так – всю жизнь. И нет между вершинами спасительного мостика…

Помолчали, осмысливая всё вокруг.

Затем Васильич уже ободряюще толкнул Владислава в бок:

– Не дрейфь, паря! Не такое видали, через… гм… через себя кидали!

– А я не боюсь, батяня, – распрямил плечи Высокая Скала. – Как говорил Шацкий, надо всего лишь опасаться, но не бояться.

Он понимал, что от его вида зависит расположение духа его товарищей. И задавил в душе отвратительное чувство страха.

– Что ж, хорошо настроен, – хмыкнул егерь. – Сдаётся мне, следующий наш рывок будет не менее «весёлым», чем предыдущие.

Высокая Скала уже повернулся к Иллариону:

– Послушай, у меня такое впечатление, словно тут ничего не менялось от сотворения мира! Горы непоколебимы даже вопреки глобальному потеплению.

– Ты не прав, Влад. Глянь на тот обнажённый склон. По почве видно, что там явно стекали потоки воды. Откуда они, коли кругом снег? Полагаю, потепление добралось даже до самых верхних этажей нашего дома, называемого Землёй.

Лишь под самым «потолком» оставались ледники. Ещё лет тридцать назад некоторые специалисты предполагали, что эта огромная центральноазиатская страна будет по-прежнему подниматься вверх. Видимо, поднятие спасло здешние ледники? И теперь начался обратный процесс: холод пошёл вниз. И ещё…

Илларион слегка отдышался и продолжил:

– Поднятие земной коры связано с давлением магмы. Возможны даже землетрясения. Ну, а мелкие тряски здесь, должно быть, часто происходят.

– Ты умеешь обнадёжить, – мрачно пошутил Владислав. – Не хватало землетрясений для полного списка удовольствий.

*****

Всё это напоминало полное безумие. Они пробирались уже вторую неделю, а кругом ничего не менялось. Их окружали лишь дикие горы. Белые вершины и серые скалы. Чёрные камни и слюдяной лёд. И никаких иных расцветок.

Кроме скромных запасов оленины, двух десятков консервов и ягод в припасах уже почти ничего не оставалось. К тому же многих донимали разные недуги – зубные и головные боли, простуды и обморажения. Но больше всё-таки сказывалось недоедание.

«Что-то есть в том, что слова «голод» и «холод» похожи, – мрачно философствовал вождь, таща вместе с остальными тяжёлыми сани. – Уже наши пращуры на собственной шкуре ощущали, что с хладом приходит и глад…».

Те «современные» люди, с которыми бок о бок ещё недавно жили апокалиптики, без сомнения, давно погибли бы от голода, ибо привыкли есть много и часто. Но у путешественников был хороший – хотя и суровый – период адаптации к новым условиям.

Они могли ещё очень долго продержаться в таких условиях. Они ели всего два раза в день, а двигались вперёд относительно быстро. Их организмы использовали каждый грамм еды по максимуму – так, как это было у их древних предков.

Жестокие условия сплотили общину накрепко, и здесь каждый чётко усвоил свою роль. Всякий общинник ясно понимал, что от него зависит жизнь его товарищей, и если он не поможет кому-то сегодня, не спасёт в нужный момент, то завтра он погибнет сам.

От помощи ближнему зависело собственная судьба, и личный эгоизм разительным образом превратился в полною противоположность. Это была самая крепкая дружба, которая возможна, – дружба, рождённая в условиях вынужденного сосуществования.

Происходило перерождение, когда каждый мог отдать жизнь за другого. Они даже внешне совсем изменились: это были смелые, жилистые и крепкие люди, готовые действовать в любых обстоятельствах. Более того, они по-настоящему превратились в единый организм.

Моральный императив Учителя о человеческой взаимовыручке подтверждался на деле и помогал им выжить. Единственным смыслом их существования стало желание добраться до уже, казалось бы, недостижимой цели. Так случается, когда человек выходит за пределы разумной деятельности и действительно перестаёт опасаться смерти.

*****

Тем не менее, люди становились всё более злыми и раздражительными. Двое потеряли от слабости бдительность и погибли, сорвавшись в пропасть. Ещё трое умерли от болезней. В живых оставалось тринадцать мужчин и пять женщин.

И следом за путниками вырастали всё новые поминальные холмики из наброшенных камней. Впрочем, там часто даже не было умерших, ибо их вечной могилой становились скрытые под снегом расщелины.

И всё-таки наступил момент, когда вождь снова стал слышать за спиной недовольные голоса и ловить взгляды исподлобья. Уже самые близкие из общинников готовы были вновь взроптать и броситься на него, как виновника их несчастий.

Даже во взоре Генриетты он читал лишь один невысказанный вопрос, от которого становилось не по себе. А конца пути всё не предвиделось. Неужели они попали в западню?

«Они постепенно теряют последние остатки веры, – сделал вывод Владислав, – а это хуже всего в человеке. Но, пожалуй, ещё хуже, что мы зашли слишком далеко – за сотни километров! И у нас нет ни сил, ни продуктов вернуться обратно».

Тут действительно упадёшь духом! Но для себя он упрямо повторял до сумасшествия: «Мечтай, надейся, верь. И действуй!..»

Он уже приготовился к самому худшему для себя. Но страшно другое – за ним шли люди, и куда им теперь деваться в заснеженных горах?

Наступил очередной – уже неизвестно какой по счёту – день. Общинники только что поднялись после тяжёлого сна и грелись у костра, топили снег для чая из трав.

– Нам надо обязательно сегодня одолеть этот перевал, – показал рукой на склон Высокая Скала. – Судя по карте, это последнее серьёзное препятствие на пути к нашей цели. Дальше мы будем двигаться только в низменные участки.

– Успокаивает лишь одно – погода, – сказал со своей стороны Васильич.

Действительно, природа в очередной раз будто смилостивилась над путниками. Погода на удивление стояла тихая, снег`а прекратились, что давало возможность продолжить маршрут.

Но это же вселяло в общинников некоторую надежду: возможно, климат на Земле снова станет благоприятным для проживания?

Все подкрепились и целый час нехотя собирались. Высокая Скала теперь даже опасался подгонять людей. Наконец, двинулись в путь.

*****

Солнце уже перевалило свою высшую точку, когда путешественники поднялись ещё на одну вершину хребта. Увы, кругом всё также белые снега, синие льды и теперь красные, безжизненные скалы… Нереальный ландшафт терялся за горизонтом, что могло вызвать безнадёгу даже у неисправимого оптимиста.

– Да-а…– протянул Иван, выражая столь неопределённым вздохом схожие мысли и чувства прочих участников похода. Он поёжился от всепроникающего, дувшего беспрерывно, ветра. – Абсолютно никаких признаков жизни.

Он сказал это словно для себя, но все поняли, кому адресуется его скрытый посыл.

– Не будем спешить с выводами, – выдохнул Владислав. – Быстрее спускаемся с этой «крыши мира» на нижние «этажи». Где-то там найдутся «жилые комнаты» и для нас. Чёрные тучи, которые крадутся за нами с севера, явно предвещают новый снегопад.

– А вид взаправду впечатляющий, лепота! – выдохнул Васильич, почесав затылок. – Теперь я лучше понимаю альпинистов, которые лезли невесть куда, чтобы полюбоваться такой неописуемой красотищей.

Хотя я всю жизнь «на ты» с природой, а никак не могу привыкнуть к картинам, которые она рисует. Действительно, природа – истинный идеал для художников.

– Правда, Васильич, – с досадой сплюнул Равиль, – есть одно удручающее обстоятельство: таким великолепием можно было бы любоваться, коли оно не несло погибель. Истинно страшная красота.

После этой реплики многие весьма неодобрительно посмотрели на Равиля.

Сгущались вечерние сумерки, и путники едва успели спуститься в небольшую ложбину, где разложили лагерь.