«Самое главное — здоровье!» — к этой фразе мы привыкли настолько, что воспроизводим ее автоматически, даже не задумываясь об ее содержании. Но если для материалиста, действительно, ничего важнее здоровья быть не может, то верующий человек помнит, что любое, даже самое богатырское, здоровье рано или поздно кончается (ведь человек смертен) и остается то, что действительно самое главное, с чем человек предстает перед Богом.
Одна из самых распространенных на постсоветском пространстве сект — секта Порфирия Иванова основана именно на этом материалистическом принципе о первостепенной важности здоровья. Люди, воспринимающие эту идею за данность, ловятся на обещания деревенского «дурачка» Порфирия, обещавшего всем своим последователям несокрушимое здоровье и вечную жизнь на земле, и в конце концов оказываются в плену сектантского мировоззрения, построенного вокруг веры в божественное достоинство самого «Учителя». Хотя организационные структуры ивановских сект сегодня не столь многочисленны, как сектантские «монстры» вроде «Свидетелей Иеговы», но по степени распространения и влияния в странах бывшего СССР идеи Иванова имеют себе мало равных. Причем им, как никому другому, удалось создать вокруг учения дымовую завесу: даже сегодня большинство людей считает, что Порфирий Иванов является автором системы закалки и здорового образа жизни, не подозревая о его реальном оккультном наполнении.
Давайте рассмотрим «ивановство» не как изолированный феномен, но в контексте всего неоязыческого движения «Нью-Эйдж», указывая в том числе на связь современных ивановцев с теософией, рериховским движением, различными псевдовосточными культами и прочими ересями.
Учение Порфирия Иванова, противоречиво и безсистемно изложенное в его трудах и трудах его последователей, мы внимательно изучим и систематизируем.
Уверяю вас, что мы неизбежно придем к выводу — столь распространенная сегодня под видом оздоровительной системы ивановщина является современной тоталитарной сектой, основанной на эклектичном сектантском учении, включающем в себя элементы социалистической утопии, неоязычества и движения «Новая Эра» («Нью-Эйдж»). Как известно, именно движение «Нью Эйдж» составляет основу оккультной религии (religio occulta) и оккультизированной культуры современного мира, являющихся главным противником и главным миссионерским вызовом Церкви Христовой в ее борьбе за души людские.
Широкую известность Порфирий Иванов получил в 1982 году, после публикации в «Огоньке» статьи С. Власова «Эксперимент длиною в полвека». Для тысяч и тысяч советских людей жизнь луганского старца стала откровением. Казалось, что 84-летний мудрец открыл чудодейственный рецепт долголетия и здоровья. С началом перестройки объем информации об ивановстве принял лавинообразный характер. Ивановцы брали участие в телепередачах, на киностудиях страны снимались фильмы об «Идее Учителя». Не отставали и печатные издания. Как в столице, так и на местах газеты и журналы наперебой расхваливали «закалку-тренировку» П.К. Иванова. Благожелательную оценку ивановству давали высокие чиновники из Министерства здравоохранения СССР (в частности, замминистра А.М. Москвичев, начальник управления кадров И.С. Ронская).
Активную поддержку ивановцам оказало Всесоюзное общество «Знание». Горбачевская власть судорожно искала идеологическую начинку для «социализма с человеческим лицом». Пошел в дело и П.К. Иванов. Редкие критические замечания в адрес ивановства звучали из стана тех, кого в последние годы советской власти считали врагами демократии и перестройки.
Не изменилась точка зрения наших масс-медиа и после развала СССР. И в России, и в новых независимых государствах (особенно на Украине) продолжали раздувать миф об «Учителе Иванове.
Критические, если не сказать едкие, заметки об ивановстве в 2002 году опубликовал на своем сайте писатель Дмитрий Галковский. По его мнению, к созданию секты ивановцев был причастен КГБ.
«Эта секта, — пишет он, — подобно гебистской же "Памяти", имела большой актив еще до начала перестройки и по идее должна была "сделать игру". Но точно так же, как заботливо собранную "Память" обогнал и столкнул на обочину динамичный Жириновский, степенных "ивановцев" обогнала комсомольская шпана из "Белого братства" Кривоногова-Цвигун, а потом заморские зверушки из Аум Синрике и прочая импортная нечисть».
Полагаем, что догадка Галковского небезосновательна. Написал недавно об ивановстве и американский корреспондент «Financial Times» в Москве Дэвид Саттер. Еще в 80-х он увидел в ивановстве новую секту, плод «богоискательства» советских интеллектуалов.
Американец пишет: «В 1970–1980-х годах Москва была городом, набитым целителями, йогами, кришнаитами, парапсихологами, последователями различных гуру и природопоклонников.
Среди гуру наиболее знаменитым был Порфирий Иванов, известный также как “Учитель”. Иванов был ростом под два метра, очень широк в плечах, носил длинную седую бороду, которую не стриг много лет. Будучи юношей, Иванов ощутил силу в своих руках и узнал, что может использовать эту силу для исцеления людей. Именно в то время он стал обнажаться. Однажды, когда он сидел на вершине холма, его посетило видение. Он увидел громадную белую змею, которая начала извиваться, и понял, что змея есть вселенское зло и что все зло в мире исходит от того, что человек осуществляет надругательство над природой.
В 1930-х годах он объездил всю Россию и был одет в одни трусы даже в лютый мороз. Никто точно не знает, кто первым обратил внимание на Иванова. К нему потянулись люди; и со временем он разработал систему своих взглядов. Он проповедует единство человека и природы и теплоту отношений между людьми. Он советует своим ученикам, как студентам из Ростова, так и интеллигентам из Москвы и Ленинграда, стоять босиком на земле не менее двадцати минут в день, умываться дважды в день холодной водой, поститься четыре часа по средам и семьдесят два часа с пятницы по воскресенье. Он никогда не использует слово “Бог“. [Видимо, Саттер мало читал из написанного Порфирием Ивановым, в противном случае он бы смог убедиться в том, что тот многократно использовал слово «Бог» по отношению к самому себе]. Он всегда говорит, что общается с природой, и рассказывает о разнообразных чудесах, произошедших с людьми под воздействием природы.
Много лет люди из соседних деревень приходили к нему лечиться, и его возможности целителя укрепили его репутацию. В 1970 году его положили в психиатрическую больницу и выпустили только в 1974 году, после того как его ученики собрали достаточно денег, чтобы купить цветной телевизор главврачу.
Каждый год в День учителя сотни людей из окружающих деревень и его ученики со всей страны собираются на холме около деревни, чтобы послушать Иванова и спросить совета. В 1978 году Иванов приехал в Москву, чтобы поговорить с директором Московского онкологического центра на Каширском шоссе. Он привез письма тридцати больных, которые гласили, что Иванов излечил их от рака. На улице в то время было –30° С, а Порфирий пришел босиком по снежным улицам, одетый лишь в трусы. Врачи центра отказались с ним говорить; директор заявил ему:
— Оденьтесь, и я поговорю с вами.
— Как я могу? — удивился Иванов, обиженный манерой директора. — Я есть голая сущность.
В 1979 году, когда несколько сотен человек собрались в Ново-Кондручах в День учителя, власти Ростова, которые кое-как мирились с существованием Иванова, считая его безвредным сельским чудаком, решили, что все зашло слишком далеко и что создается новая секта. Деревню окружили солдаты, и толпа рассеялась».
Саттер Д. Век безумия. Распад и падение Советского Союза. М.: О. Г. И., 2005. С. 312–313.
Ивановщина, с нашей точки зрения, есть маргинальное и деструктивное явление. Доказательство этого тезиса и является основной целью нашего исследования.
«Если нет Бога, то я Бог» (Кириллов).
Ф.М. Достоевский. Бесы
Как дезертир стал «Победителем Природы»
Детство и юность
Порфирий Корнеевич Иванов родился 7 февраля (20 февраля по н. ст.) 1898 года в селе Ореховка Славяносербского уезда Екатеринославской губернии (ныне Лутугинский район Луганской области).
Сам П. Иванов так описывает свое рождение: «…мой отец был очень слишком далекий которой смог меня породить а дело в голову тряпок напхать Я был велик счастем природы когда меня вядро заложили отец мой был очень доволен природой когда удовлетворяло его. А я появился плеватином размазанности по всем суставам материнского ядра которая смогла сфатить и собразить меня у двоем» (Истоки. 1995. № 1. С. 12).
Родители Порфирия — Корней Иванович и Матрена Григорьевна имели девять детей. Порфирий был старшим из пяти сыновей. Семья пребывала в бедности, и с ранних лет детям приходилось приобщаться к нелегкому горняцкому труду. Село Ореховка было основано русскими староверами в 30–40-х годах ХVIII столетия выходцами из Курской губернии. По всей видимости, семья Ивановых принадлежала к общине единоверцев. В своих воспоминаниях Порфирий Корнеевич пишет, что был крещен единоверческим священником Наумом. Однако в современной Ореховке память о единоверцах не сохранилась. Зато местные жители помнят о старообрядцах Белокриницкого толка и беспоповцах. Живут старообрядцы в селе и сегодня.
При Елизавете Петровне в соседних с Ореховкой местностях расселились колонии сербов. О той колонизации свидетельствуют и сохранившиеся названия населенных пунктов: Иллирия, Македоновка, чуть в стороне — Адрианополь, Славяносербск. Местность близ Ореховки холмистая, вокруг поля, степь, недра богаты углем. По селу бежит небольшая речушка Луганчик, или, по-сельски, Колдыбаня.
С 1906 по 1910 годы Порфирий учился (весьма посредственно) в местной церковно-приходской школе при Покровском храме. Уже в детстве Порфирий отличался сумасбродным характером. Однажды отрок Иванов изуродовал чернилами два букваря: свой и двоюродного брата Ивана. Последний признался учителю, что виновник происшествия — Порфирий. Даже в старости поведение брата Паршек сурово расценивал как предательство.
Очень рано познал Порфирий и опыт воровства. Среди первых его жертв сельская церковь и ее настоятель. На приходе Паршек крал церковную утварь, а со двора священника тащил домашнюю птицу. Неприязнь к местному священнику о. Науму зародилась в сердце Порфирия после размолвки между священником и его отцом Корнеем Ивановичем. На некоторое время Корней Иванов присоединился к местной беспоповской общине.
К 17 годам Порфирий превратился в первого хулигана на селе. Иванов вспоминает об одном из своих «подвигов» той поры:
«В деревне у нас в то время было волостное управление, и старшиной там был Свирид Алимович Мамонов. <…> И часто вечерами при лунном свете вся интеллигенция нашего села, то есть землемерская экспедиция и волостной старшина, раскатывались на велосипедах по улице. Я имел ненависть на этих неженок и задумал им отомстить. Договорился со своим по детству другом Иваном подстроить им какую-либо штуку. Только что проехали по улице их светлость мимо нас, мы сейчас же перетянули улицу веревкой, знали, что они обратно вернутся. Смотрим, как мчатся что есть силы один за другим и через эту веревку один на одного, понабивали носы, подняли крик и писк, а нам очень интересно смотреть, какую мы для них устроили аварию. Знали мы, что если нас поймают, то нам придется отвечать по столыпинскому закону как за политический поступок».
Все свои неблаговидные поступки Иванов объясняет исходя из Марксовой теории, мол — беден был. А хулиганство и воровство — это классовая борьба:
«Я начал воровать, воровал я сознательно помочь отцу выпутаться из этого ярма» (Учитель Иванов. Пути ик коммунизму. Луганск, 1992. С. 12–14. Орфография в названии — авторская).
Еще одной страстью Иванова стала карточная игра. Свои скромные заработки Паршек регулярно проигрывал в карты. Так, однажды в донском селе Чалтурском нанялся Порфирий на покос пшеницы. Отработал все жнива, получил зарплату и… где-то под Ростовом спустил все в карты.
В юности Порфирий зарабатывал на жизнь трудом пастуха, разнорабочего, шахтера. Ни на одном из этих мест он долго не задерживался. В начале 1917 года, спасаясь от призыва в действующую армию, Паршек устроился на Штеровский военный завод аппаратчиком. Однако работника из него не получилось, руководство завода постаралось тут же избавиться от слабоумного и вороватого Порфирия.
За Паршеком на селе утвердилась репутация бесноватого. Родной дядя Федор Иванович называл своего племянника «здоровым дураком». А между тем, по свойству возраста, стал Иванов обращать внимание на местных красавиц. Приглянулась ему девушка Алена, и мечтал Паршек жениться на ней. Но Алена неожиданно для Порфирия вышла за другого. Узнав о проходящем венчании, разгневанный Паршек ворвался в храм, сбил с ног священника и устроил сцену ревности. Усмирить ревнивца удалось лишь с помощью подоспевшего урядника. В своем родном селе найти спутницу жизни Иванов так и не смог — ни одна девушка связать свою судьбу с ним не решилась.
Революция и Гражданская война.
Жизнь при советской власти.
В 1917 г. Порфирий был призван в действующую армию. Шла Первая мировая война. Но воевать Паршеку не пришлось. Его частью стал Царскосельский гарнизон, охранявший Александровский дворец, в котором жила императорская семья. После февраля армия стала разлагаться. Иванов оказался среди тех, кто пленял только что отрекшегося Государя. Порфирий Корнеевич так описывал то время:
«…некоторые люди из меньшевиков хотели выпустить царя, чтобы он мог уехать за границу. Господствовал тогда в правительстве Керенский. К нам он не раз приезжал на фронт и вежливость свою проявлял, называл нас “господа”. Вот в такой момент меня изобрели в Солдатский комитет депутатов, но разобраться в политике я не мог» (Учитель Иванов. Паршек // Истоки. 1996. № 1 (2). С. 4.).
Хоть и не мог Паршек разобраться в политике, но отречение Государя приписал собственной «силе». В «скромности» Иванову не откажешь. Избрание слабоумного Паршека в солдатский комитет красноречиво свидетельствует, на кого делала ставку новая власть.
Вскоре часть Порфирия была переброшена в тыл для подавления Корниловского выступления. Однако и здесь,как известно, боевых действий не было. Царскосельский гарнизон принялся грабить винные склады, затем «самораспустился». Дезертировал и Паршек. Психологический портрет русских дезертиров 1917 года оставил в своих воспоминаниях князь Владимир Андреевич Оболенский (1869–1950). В конце того года он пробирался из революционной Москвы в Крым. В поезде его попутчиками были солдаты-дезертиры Северного и Западного фронтов. В этом потоке где-то был и Порфирий Иванов. Поэтому свидетельство князя Оболенского имеет для нас особую ценность.
«За время революции, — писал он, — мне приходилось часто бывать в толпе на всяких митингах и демонстрациях, но нигде я не ощущал революции в ее корнях и основах с такой ясностью, как в этом битком набитом вагоне. Ведь такой же, как этот вагон, была вся Россия, лишившаяся авторитета старых форм государственности и обезумевшая от наплыва новых, вкривь и вкось усвоенных идей.
Народ впал в безумие со всеми сопутствующими явлениями — манией величия, манией преследования и прочими навязчивыми идеями… Если бы врач-психиатр исследовал затиснутого в уборную молодого солдата, высовывавшего оттуда голову в коридор и в течение суток горланившего осипшим голосом бессвязные речи, полные непонятных ему слов, и призывавшего своих товарищей во имя этих непонятных слов к насилиям и крови, он, несомненно, признал бы его душевнобольным.
Десятки тысяч таких одержимых народных проповедников-революционеров ораторствовали по всей России, а миллионы их слушали с увлечением и благоговением, как слушала оратора из уборной толпа стиснутых в коридоре серых шинелей, отвечающая ему одобрительными репликами и иногда — шумными аплодисментами и криками»
(Оболенский В.А. Моя жизнь. Мои современники. Париж: YMCA-Press, 1988. С. 575.)
Среди ораторов в то время Паршека еще не было, но, несомненно, он был среди восторженных их слушателей. Революционная лихорадка поразила душу Иванова: пройдет некоторое время, и он сам станет проповедником.
Возвратившись домой, Порфирий задумался об источниках своего существования. Работать на шахте или в поле ему не хотелось. Уже давно понял Иванов: «В жизни правдой не заживешь, нужна сила хитрости» (История Паршека. 4-е изд. С. 47.). Поэтому и занятие выбрал себе соответствующее: спекуляцию водкой.
«Начав заниматься спекуляцией, я старался каждую бутылочку перепродать, чтобы что-то заработать. У меня стали заводиться копейки, я стал попивать водочку. Первое время я покупал, потом перепродавал водку, но вскоре начали тащить водку прямо с завода по ночам» (Учитель Иванов. Паршек // Истоки. 1996. № 1 (2). С. 10.).
Наконец в 1918 году Порфирий женился на Ульяне Федоровне Городовиченко — жительнице села Рошково Екатеринославской губернии. Брак был освящен в церкви:«Женился под венцом, венчал нас батюшка Сергий». В супружестве они проживут вплоть до самой смерти Ульяны Федоровны. У Порфирия и Ульяны родилось два сына. Старший, Андрей, погиб во время Великой Отечественной войны. Младший, Яков, во время войны попал в плен к немцам. За это получил пять лет лагерей в сталинском ГУЛАГе. После освобождения вместе с матерью жил в Красном Сулине Ростовской области, занимался торговлей. В 60-х получил новый срок за то, что, управляя автомобилем, насмерть сбил пешехода. Несколько лет тому назад Яков Иванов умер (около 2000 года). Как Ульяна Федоровна, так и Яков Порфирьевич к учению главы семейства остались равнодушны.
Годы Гражданской войны Иванов провел на родине. В боевых действиях участия не принимал. Однако сочувствовал красным. Судя по воспоминаниям, однажды вместе со своими дружками сжег самолет добровольцев, приземлившихся для ночлега. В другой раз, чтобы навредить белым, он взорвал железнодорожный мост около Македоновки. Впрочем, достоверность этих историй проверить трудно. Отметим только, что сегодня в районе Македоновки никаких железнодорожных путей нет.
В 20-е годы Паршек становится активным строителем социализма. Крещенный в Православной Церкви и получивший церковно-приходское образование, Порфирий находит духовное пристанище в большевизме. Душевное состояние Паршека обнажилось во время его болезни сыпным тифом:
«Стал свирепствовать сыпной и брюшной тиф, где погибла уйма народа без всякой предосторожности. И меня подкосила эта болезнь. <…> Я бредил, выступал как оратор; в голове у меня было все новое, душой я был с большевиками. Уже мысли мои не такие к церкви, как раньше: Бог мне будто бы не помогал, а мешал — не давал разум сохранить. <…> Наступил период 1921 года. Повсюду был голод. <…> Негде было ни выпросить, ни украсть: так все было натянуто. <…> Я был очень плох, даже привели попа, чтобы исповедовать на загробную жизнь. А я выступил со своим ораторством, и мне стало легче: глаза мои прояснились, и руки заворочались. Начал я выздоравливать» (История Паршека / Под ред. Н. Пичугиной. 1-е изд. Т. 1. Самара, 1994.С. 70).
Так, в тифозном бреду, нарождалась ивановщина. Окрепший после болезни Паршек сразу вернулся к своему излюбленному занятию — воровству. Жертвами его вновь были односельчане. У местного учителя разграбил Порфирий пасеку, в ульи заложил динамит и взорвал. Сельчане быстро сообразили, чьих рук это дело. Иванов был пойман. Связанного, с остатками взорванных ульев, мужики провели его по селу как вора, чтобы преподать разбойнику урок. Не вынеся позора, Корней Иванович после очередной подобной выходки выгнал сына из дома.
В 1928 году Порфирий стал кандидатом в члены ВКП(б) и одновременно слушателем партийной школы в Красном Сулине. Он читает «классиков научного коммунизма» и советский агитпроп. До конца своих дней П.К. Иванов будет считать себя убежденным коммунистом, а свое учение подлинным коммунизмом. Партийная литература произвела впечатление на Паршека, и он стал подумывать о карьере писателя:
«Я большую охоту имел сделаться, не учась, писателем» (История Паршека. 4-е изд. С. 79).
Но местные газеты талант Иванова не разглядели. Пришлось Паршеку в год «великого перелома» помогать продотрядам раскулачивать хуторян да агитировать крестьян вступать в колхозы. Поучаствовал Порфирий и в закрытии православных храмов. Обо всех этих подвигах без тени раскаяния Иванов пишет в своих тетрадях…
В 1930 году Иванов получил два года тюрьмы за мошенничество при торговле мясом. Свой срок Паршек отбывал в одном из архангельских лагерей на лесоповале. Психически больной, но физически крепкий Порфирий перевыполнял все нормы и доносил начальству на тех зэков, которые, по его мнению, плохо работали. За образцовое поведение и сотрудничество с администрацией в том же году Паршек был освобожден (Смотрите: Учитель Иванов. Паршек // Истоки. 1997. № 1 (4) С. 16; История Паршека / Под ред. Н. Пичугиной. 4-е изд. С. 61).
Удивительно, но этого кратковременного заключения вполне хватило для того, чтобы 70 лет спустя «Новейший философский словарь» написал об Иванове как о жертве сталинских репрессий. Автор словаря утверждает, что Порфирий Корнеевич «провел 12 лет в заключении или в условиях принудительного больничного лечения»( Новейший философский словарь. Минск, 1999. С. 251).
Так вот, никаких тюремных сроков, кроме вышеуказанного, у П.К. Иванова не было. Заметим также, что заключение 30-го года состоялось еще до того, как Паршек сформулировал свою «идею закалки», то есть не может идти никакой речи о преследовании его по идеологическим причинам.
Озарение
В 1931–1933 годах Порфирий Иванов жил в Армавире. Работал снабженцем. Много ездил по Краснодарскому краю и Кавказу. 25 апреля 1933 года во время поездки в Адыгею в жизни Паршека произошел кардинальный поворот. В этот день он был озарен идеей:
«Иду я по Кавказу между горами по лесу возле речки Белой. А в это время получаю с высоты Природы такую в голову мысль: "А почему это так получается в людях? Они живут, они кушают сладкое, жирное, они одеваются в форму фасонную до самого тепла и в доме со всеми удобствами живут — а заболевают? Болеют и умирают. Это дело их нехорошее". Так подумал я. <…> Это первый день моего начала. <…> Я попал на правильный путь и развитие своей мысли. Я решил сделаться хозяином над эволюционным делом — не быть политическим в экономике человеком, а быть Победителем природы» (История Паршека. 1-е изд. Т. 1. С. 98–99).
Спасение от смерти и болезней Паршек увидел в отказе от одежды и пищи. А еще Паршек осознал, что человек он особенный, можно даже сказать исключительный. Да и не человек он вовсе, а «Бог»! Порфирий и раньше это чувствовал. Еще два года тому назад в поезде никто не мог успокоить расплакавшегося грудного ребенка. А он, Паршек, сумел. Это же неслучайно! Сама природа помогла ему. И уже два года не носил он ни шапок, ни фуражек - а голова не беспокоила. Так нужно и все снять. Зачем человеку это? Тем более Богу?
Когда-то в церковной школе слышал Паршек, что первые люди были нагие и бессмертные. И в армии, в феврале 17-го большевицкие агитаторы говорили ему, что при коммунизме настанет райская жизнь. С каждым днем Иванов укреплялся в правоте открывшейся ему Идеи. Он решительно рвал всякую связь с зависимостью от природы. С пятницы по воскресенье перестал есть. Из одежды старался обходиться только трусами, перестал стричь волосы. Помнил Паршек из рассказов сельского батюшки про израильского богатыря Самсона, сила которого была в волосах. Никогда еще он не чувствовал себя таким сильным духом и телом. Порфирий решил, что настало время открыть себя людям, но как? Из Закона Божия он знал, что Иисус исцелял больных, совершал чудеса. Но тот Бог православный был партией разоблачен. Теперь время нового бога — Порфирия Иванова, «Победителя Природы, Учителя народов, Бога Земли». И чудеса творить будет он. Возвращаясь поездом в Армавир, Иванов вышел на открытую площадку вагона и стал что есть сил кричать встречному ветру, пробегающим мимо горам и лесам, что он победитель природы и бог земли. Такого советские граждане еще не видели.
Свои первые «исцеления» Иванов совершил в Армавирской межрайонной больнице. Врачам хитрый Паршек представился как корреспондент газеты «Правда». Внешний вид Иванова еще не вызывал подозрений: он пришел одетым, а борода была небольшой. Ему выдали халат и повели по палатам. Больным Иванов читал лекции «летучего характера», попутно совершая чудеса. Вот пример одного из них:
«Я попросил, — пишет Иванов, — повести меня к молодому человеку, оперированному. Я у него спросил: “Что ты делаешь, уважаемый?” Он сказал: “Да ничего”. Я его прощурил от ног до головы своею мыслью и попросил его, чтоб он читал книгу Пархоменко, командира Красной Армии. Теперь его оставляем здоровым человеком» (История Паршека. 4-е изд. С. 87).
Исцеленные Паршеком граждане почему-то остались лежать в больнице, а чудотворцу в конце концов пришлось извиниться перед врачами и ретироваться. Тем не менее Иванов воспринял свой поход как полный триумф. Отныне он брался лечить любые болезни, и всегда был уверен в успехе.
В 1934 году Иванов вернулся в Красный Сулин. Но ненадолго. Ради еще более полной независимости, Порфирий решил оставить и свою собственную семью. «Ничего не поделаешь, — думал он, — раз для Истории надо, то надо обязательно бросить свой дом, чтобы им не пользоваться, как все пользовались» (История Паршека. 1-е изд. Т. 1. С. 124). Он принадлежал всему миру, всем народам он должен был возвестить спасительную Идею бессмертия-коммунизма. Иванов бежит из Красного Сулина, но куда? Его ведет, помимо воли, какая-то сила — в даль, по бездорожью, по колючкам…. Он остановился, когда ноги его были изранены в кровь. Неподалеку Иванов обнаружил вырытые свиньями солнечные ванны. В них и залечивал раны, подобно плачущему философу Гераклиту, «Бог Земли». Шесть месяцев спустя Паршек вернулся домой. Еще живая мама Порфирия Матрена Григорьевна раздосадованно бросила ему: «Если бы я знала, что ты такой будешь, я бы тебя маленького придушила». В 1934 году Иванова впервые направили на лечение в Сватовскую психбольницу. Однако по дороге он сбежал.
В 1935 году работал на мясозаготовках. Между прочим, забивал скотину. Летом того года Иванов пережил сильную депрессию: неудачный поход в природу, непонимание близких подтолкнули его к решению о самоубийстве. Он попытался утопиться в Азовском море. Однако в последний момент его остановил случайный прохожий. Еще через год, в 1936-м, Иванов был госпитализирован в Ростовскую психоневрологическую клинику. О том лечении сохранилась и справка. Вот ее содержание:
СПРАВКА № 119 дана больному Иванову Порфирию Корнеевичу в том, что он находился в психоневрологической клинике с 17/І 36 г. по 19/ІІ 36 г. по поводу хронического душевного расстройства в форме шизофрении. Способен к легкому физическому труду. (Подпись неразборчива. — А. С.) 19 февраля 1936 г.
Ростовский ВТЭК присвоил Паршеку 1-ю группу инвалидности. Иванову была назначена пенсия. Профсоюзы донецких и ростовских шахт оказывали ему единовременную материальную помощь. Руководители шахт и других предприятий, как правило, не отказывали в поддержке инвалиду:
«Мне выплачивала железная дорога им. Ворошилова пенсию в профсоюзе. Я от этого не пострадал, а заставил сам себя двигаться по Донбассу, по шахтам и шахткомам. Я к ним приходил, представлял как больной документ. Председатель слова не мог сказать, чтобы не выписать сколько-нибудь денег. Я этим сам себя и свою семью поддержал. Даром не ходил от шахты до шахты только из-за того, чтобы получить по заявлению деньги» (История Паршека. 1-е изд. Т. 1. С. 198–199).
Психическое заболевание Паршека, в глазах его последователей, — фабрикация сталинского режима. Но вышеописанное поведение П.К. Иванова никак не напоминает жизнь затравленного оппозиционера. В то время в ходу у большевицкой власти были другие методы расправы с инакомыслящими. Впрочем, ослепление ивановцев для нас вполне объяснимо. Необъяснимо другое. Почему вдруг о «фабрикации» диагноза Иванова пишут современные ученые-религиоведы? Сотрудник Института философии РАН Е.Г. Балагушкин уверяет своих читателей в том, что П.К. Иванов сталжертвой советской психиатрии:
«Не лучшее понимание "самородка", как по праву иногда называл себя П.К. Иванов, обнаружила и советская психиатрия, негласно использовавшаяся властями, как стало впоследствии общеизвестно, для преследования инакомыслящих. Он правильно разгадал это страшное ее предназначение, когда писал, что "психиатрическая наука к рукам прибирает таких людей, кто начинает нас не по-нашему учить"… Ему пришлось на себе испытать все прелести этой "советской науки" — неоднократно побывать в психушках (в общей сложности 12 лет) и подвергаться неприятностям принудительного "лечения"» (Балагушкин Е. Г. Нетрадиционные религии в современной России // phlosophy.ru. Ч. І. Разд. ІІ, Гл. ІІІ).
С душевнобольным П.К. Ивановым мы спорить не будем, тем более что его слова вполне справедливы. А вот вывод Е.Г. Балагушкина проницательным никак не назовешь. Цитируемые им слова Паршека относятся к 1965 году (тетрадь «Партия»), то есть ко времени, когда психиатрическая борьба с инакомыслием действительно приняла широкий размах. Однако свой диагноз Паршек получил в феврале 1936 года. В ту пору инакомыслящие отправлялись не в психбольницы, а на «архипелаг ГУЛАГ».
(будет продолжение)
Свежие комментарии